Конечно, есть еще Горазд. Умен, опытен, способен давать хорошо продуманные советы. Но еще его отец Стемид перед смертью просил их прикрывать свою дружбу и свою конечную задачу обычным дружинным приятельством. Так они и поступали до сей поры, стараясь встречаться не часто, чтобы подозрительный Рюрикович, у которого – Свенельд в этом был уверен – имелось достаточно своих глаз и ушей в его воеводской дружине, не насторожился, не стал проверять да перепроверять, когда и что именно Свенельд и Горазд говорили друг другу. И поэтому Горазда лучше в древлянские дела не замешивать. Горазд нужен для иной, последней, куда более опасной, клятвенно подтвержденной цели. Последней задачи, решить которую они обязаны, даже если ради этого решения кому-то из них придется расстаться с жизнью или свободой.
И еще есть Мстиша. Пока не посвященный в тайны и клятвы старшего поколения. И Мстишу, и Горазда ради той, главной задачи следует оставить в стороне от решения древлянского вопроса, к которому рано или поздно вернется великий князь. Значит, остается одно– немедленно скакать в Киев для тайной встречи с Берсенем. Но без личного разрешения князя Игоря Свенельд не имеет права оставить дружину даже на считанные дни. Значит, надо испросить это разрешение, сославшись, скажем, на тоску по жене и детям.
Свенельд всегда добросовестно продумывал свои решения, а решив, как именно следует поступать, никогда не откладывал действий. И уже на следующее утро поспешил в загородную усадьбу Игоря, куда князь перебрался, получив столь щедрый подарок от Византии.
– Ну, что там еще? – с неудовольствием спросил он, как только воевода вошел в его покои.
– До меня дошел слух, великий князь, что моя жена скрывает от меня свою болезнь. Разреши проведать ее, я давно не был дома, и это меня беспокоит.
– Я повелел тебе готовить обе дружины к походу против древлян, воевода.
Игорь велел Свенельду готовить только собственную дружину. О дружине княжеской ничего сказано не было. Но Свенельд лишь молча поклонился. Кажется, великому князю понравилась покорность обычно довольно строптивого воеводы.
– Три дня. Через три дня ты явишься ко мне, и мы окончательно решим о твоем походе к этому… Да, Гремячему броду.
– Будет, как ты повелел. – Свенельд еще раз поклонился, прижав правую руку к сердцу.
– Ступай.
Через час воевода выехал в Киев Следовало, конечно, ехать вместе с верным Ярышем, но Ярыш должен был пока наблюдать, что творится в усадьбе Ольги Кроме того, мельком сверкнул какой-то особенный взгляд князя, поймав который, Свенельд сразу понял, что имя Ярыша – не для вечно недоверчивых ушей Игоря. Тогда промолчал, а утром, подумав, взял с собою Мстишу, что уж никак не могло обеспокоить князя Игоря. Отец с сыном ехали проведать захворавшую мать по его же разрешению, что выглядело вполне естественным делом.
О том, что он берет Мстишу с собой, воевода сказал, когда седлали коней. Сын очень обрадовался, кинулся собираться, но повидать матушку ему было не суждено. Едва отъехав от Игорева стана, Свенельд придержал коня.
– О чем скажу – тебе молчать. Прямо отсюда, коня не жалея, поскачешь к древлянскому князю Малу. Передашь ему мой низкий поклон и – только ему! – сообщишь, что великий князь затевает поход. А меня с дружиной посылает в обход через Гремячий брод. Я тот брод переходить не буду, но Мал пусть соберет против Игоря все силы. Думаю, что Игорь в бой вступать не станет, потому что не в этом его цель. Его цель руками славян уничтожить мою дружину. Запомнил?
– Запомнил, отец.
– Слово в слово передай Малу. Постарайся стать его любимцем. Живи в Искоростени, пока я не разрешу вернуться в Киев. Ты все понял, Мстиша?
– Я все понял, отец.
– Скачи. И поспешай.
Воевода подождал, пока Мстислав не исчез в лесу, и медленно тронул коня. До Киева оставалось совсем немного, и он думал, где и, главное, как ему лучше всего встретиться с Берсенем. Об этой встрече непременно доложат великому князю, начнутся вопросы и уточнения, и… И уже въезжая в Киев, воевода сообразил вдруг, что мудрствует он понапрасну: Берсень был родным братом Всеславы, жены Свенельда, а потому его появление в усадьбе воеводы было вполне естественным даже для неестественно подозрительного князя Игоря.
Всеслава несказанно обрадовалась прибытию самых дорогих и любимых, но, увы, нечастых гостей. Тотчас же послала челядь накрывать стол в трапезной, сияла улыбкой на заметно пополневшем лице и все время махала руками. Она всегда была искренна и безгрешна в выражении собственных чувств, гости отлично знали об этой ее слабости, но сегодня Свенельда она почему-то раздражала.
– Ой, любезные мои! Ой, дорогие вы мои!
– Нам с Берсенем надо поговорить, – сухо заметил воевода.
– Потрапезуем, и поговорите. И ты с дороги, мой Свенди, да и брата вижу редко.
– Служба, сестра, – улыбнулся Берсень.
Трапеза была обильной, но мужчины знали, ради чего они встретились, и поэтому пили фряжское вино, сказав Всеславе, чтобы убрала подальше хмельные медовые перевары. Разговор шел о детях, семьях, здоровье. Оба избегали говорить об ином не только потому, что Всеславе нравилась сложившаяся беседа, но главным образом потому, что свои мысли оба предпочитали высказывать наедине. И как только приличие позволило поблагодарить хозяйку, тут же удалились в личные покои Свенельда.
– Как твой глаз? – спросил Свенельд, размышляя, как удобнее начать разговор.
– Которого нет? – усмехнулся Берсень.